16 марта 2016.
В середине семнадцатого
века в России произошел так называемый
«раскол», и противники церковной реформы
Никона начали уходить в самые глухие
регионы нашей необъятной страны. История
повернулась таким образом, что некоторым
из них пришлось вообще покинуть родную
землю и расселиться по всей планете.
Отправляясь в Южную Америку и составляя
список мест для посещения, я выяснил
расположение нескольких поселений
старообрядцев на территории континента.
Из них мне довелось побывать в Тоборочи,
деревне в Боливии(провинция Санта-Крус).
На моей карте Боливии немецкого издания
деревня не обозначена. На карте в
интернете нашлось нечто с таким же
названием и в той же боливийской
провинции, но расположение этого
«другого» Тоборочи совсем не совпадает
с поселением староверов(отличается на
пару сотен километров). Тем не менее, в
сети удалось отыскать текстовое описание
маршрута к русской деревне. Следуя ему,
добирался следующим образом: на
микроавтобусе из Санта-Круса в Монтеро(в
Санта-Крусе микроавтобус можно найти
в том же терминале, где и большие автобусы,
но с обратной стороны), от Монтеро на
микроавтобусе до Чанэ, затем шел пешком.
Когда в Чанэ покупал бананы у боливийки,
то та рассказала, что русских видит
каждый день, так как они приезжают на
джипе за продуктами. Женщина, узнав о
моей русской национальности, предположила:
«Ты, видимо, приехал сюда искать русскую
невесту!». Не стал ей возражать.
Вышел из Чанэ по асфальтовой дороге. О том, какое расстояние предстояло пройти, я точно не знал. В разных источниках говорилось о шести, четырнадцати и шестнадцати километрах. Необходимый поворот пропустил, но спросил у боливийского пастуха, отдыхавшего на обочине с коровами, и он подсказал верное направление. Вернулся обратно, и повернул на пыльную грунтовую дорогу, проложенную через сельскохозяйственные поля. Кое-где над ними возвышаются деревья. По ветвям одного из них гуляла серая птица с длинным клювом. Стояла жара, обычная для провинции Санта-Крус. Пришлось наблюдать одно красивое явление: над полем пролетали тысячи белых бабочек. После часа пути встречаю дом неразговорчивых боливийцев. Если им верить, до русской деревни остался всего один километр, но они наврали. Продолжал идти, и никаких признаков деревни поблизости не появлялось. Время от времени по дороге проезжала машина, и тогда меня настигало облако пыли, сквозь которое не видно было даже солнца. Пытался закрывать лицо майкой, чтобы не дышать песком. Если встречал тень, то иногда делал перерывы на одну минуту. Пару раз в автомобилях в сторону Чанэ проезжали люди с европеоидной внешностью. Это русские, их я узнал сразу — по бородам у мужиков и сарафанам у баб. Как-то мимо пронесся бородатый мотоциклист. Неизвестно, сколько пришлось бы мне брести по проселочной дороге, если бы не очередная завеса пыли, из которой как по волшебству появилась фура. Я не пытался остановить ее - водитель-боливиец решил подвезти меня по собственному желанию. Мы проехали немного, и сделали перерыв у придорожного кафе. В нем сейчас находился друг водителя — мужик без бороды, который, тем не менее, являлся старовером и жителем Тоборочи. Он и еще пару его соседей в русской деревне хоть и продолжают считаться «своими», но при этом осуждаются остальными за отход от традиции. Бороды они сбривают и употребляют алкоголь. Водитель рассказал этому человеку обо мне. Тот обрадовался и спросил: «Ты разговариваешь по-русски?». У него самого речь была несомненно русской, но по звучанию очень необычной для меня. Ему знакомо слово б**** и другие слова, ведущие происхождение от Российской Империи. Первый русский старовер, которого мне пришлось встретить, поинтересовался, «пробовал ли я коку» и рассказал, как это делать: «Ты эти листья жуй...». Я поведал ему, что всевозможные листья и алкоголь терпеть не могу. Этот старообрядец хоть и употребляет отраву, но похож на других тем, что он тоже — добродушный и веселый русский мужик. После разговора мы с шофером вернулись в грузовик и проехали еще немного, до поворота. «Вот здесь и находится русская колония.» - водитель указал на поле. Как боливийцы, так и русские называют деревню Тоборочи именно «колонией».
Вышел из Чанэ по асфальтовой дороге. О том, какое расстояние предстояло пройти, я точно не знал. В разных источниках говорилось о шести, четырнадцати и шестнадцати километрах. Необходимый поворот пропустил, но спросил у боливийского пастуха, отдыхавшего на обочине с коровами, и он подсказал верное направление. Вернулся обратно, и повернул на пыльную грунтовую дорогу, проложенную через сельскохозяйственные поля. Кое-где над ними возвышаются деревья. По ветвям одного из них гуляла серая птица с длинным клювом. Стояла жара, обычная для провинции Санта-Крус. Пришлось наблюдать одно красивое явление: над полем пролетали тысячи белых бабочек. После часа пути встречаю дом неразговорчивых боливийцев. Если им верить, до русской деревни остался всего один километр, но они наврали. Продолжал идти, и никаких признаков деревни поблизости не появлялось. Время от времени по дороге проезжала машина, и тогда меня настигало облако пыли, сквозь которое не видно было даже солнца. Пытался закрывать лицо майкой, чтобы не дышать песком. Если встречал тень, то иногда делал перерывы на одну минуту. Пару раз в автомобилях в сторону Чанэ проезжали люди с европеоидной внешностью. Это русские, их я узнал сразу — по бородам у мужиков и сарафанам у баб. Как-то мимо пронесся бородатый мотоциклист. Неизвестно, сколько пришлось бы мне брести по проселочной дороге, если бы не очередная завеса пыли, из которой как по волшебству появилась фура. Я не пытался остановить ее - водитель-боливиец решил подвезти меня по собственному желанию. Мы проехали немного, и сделали перерыв у придорожного кафе. В нем сейчас находился друг водителя — мужик без бороды, который, тем не менее, являлся старовером и жителем Тоборочи. Он и еще пару его соседей в русской деревне хоть и продолжают считаться «своими», но при этом осуждаются остальными за отход от традиции. Бороды они сбривают и употребляют алкоголь. Водитель рассказал этому человеку обо мне. Тот обрадовался и спросил: «Ты разговариваешь по-русски?». У него самого речь была несомненно русской, но по звучанию очень необычной для меня. Ему знакомо слово б**** и другие слова, ведущие происхождение от Российской Империи. Первый русский старовер, которого мне пришлось встретить, поинтересовался, «пробовал ли я коку» и рассказал, как это делать: «Ты эти листья жуй...». Я поведал ему, что всевозможные листья и алкоголь терпеть не могу. Этот старообрядец хоть и употребляет отраву, но похож на других тем, что он тоже — добродушный и веселый русский мужик. После разговора мы с шофером вернулись в грузовик и проехали еще немного, до поворота. «Вот здесь и находится русская колония.» - водитель указал на поле. Как боливийцы, так и русские называют деревню Тоборочи именно «колонией».
Первый дом, который
путник имеет возможность созерцать,
приближаясь к деревне, находится в
стороне от остальных и на некоторой
дистанции от дороги. Вскоре становятся
видны и другие дома. Зашел во двор
ближайшего из них. Есть моменты в жизни,
которые останутся навсегда в памяти, и
в Тоборочи у меня, пожалуй, было много
таких мгновений. Например, вход в деревню
и знакомство с её жителями очень отчетливо
сохранились в воспоминаниях. На веранде
этого дома лежала тучная женщина в
сарафане и с красным лицом. Спустя пару
секунд, появилась еще одна, но стройная.
Вслед за ней почти вышла, но тут же
забежала обратно при виде меня совсем
молодая девушка.
«Здравствуйте! Я из
России и путешествую по Южной Америке.
Вот, решил приехать сюда и пообщаться
с русскими.» - произнес я.
Ответ получил от стройной
староверки в сарафане: «В нашем доме
сегодня нет мужчин, поэтому мы не можем
с тобой разговаривать. Сходи в дом
напротив — там есть мужчины.»
Жилища староверов не
имеют снаружи никаких ярко выраженных
русских черт. Они аккуратнее и современнее
боливийских, больше похожи на частные
дома, в которых обитает народ Чили или
Аргентины. Этот «дом напротив» показался
мне роскошной «фазендой», поскольку
рядом с ним имеется большой бассейн с
посаженными возле него пальмами. Подошел
к двери, постучал и позвал хозяев. Никто
не ответил. Вдруг во дворе появилась
прислуга боливийской национальности.
По-испански мне сообщили об отсутствии
хозяев. Прислугу в деревне староверов
почему-то совсем не ожидал увидеть. В
данном случае боливийских работников
лучше называть проще — батраками, но
не помню точно, используют ли сами
староверы это слово. К «фазенде» примыкает
большой ангар с сельскохозяйственными
машинами, комбайнами и тракторами. По
нему на велосипедах катались белокурые
девчонки лет девяти в сарафанах. Они
поговорили со мной на чистейшем русском
языке. После тысяч километров странствий
по горам, лесам и пустыням вдруг увидеть
настоящих русских людей посреди чужого
континента! Чувства переполняли, будто
произошло нечто особенное, какое-то
воссоединение с далеким прошлым России.
Девочки сказали, что они не из этого
дома и не знают, где хозяева. В ангаре
работал сварщик-боливиец, и он тоже
ничего не знал. Я пошел дальше по
единственной улице, выбрал еще один дом
и направился к нему. На этот раз мне
сопутствовала удача — навстречу сразу
вышли два больших русских парня в
рубахах, братья Тарас и Самон.
«Здравствуйте! Я
путешествую по Южной Америке...» - снова
в двух словах сообщил о себе.
Братья улыбались.
«Здорово! Кокос пить
будешь?» - спросил Тарас.
Позже мне объяснили: в
качестве приветствия здесь используют
слово «здорово», а «здравствуйте» -
могут вообще не понять. Тарас взял
мачете, и мы подошли к пальме. Парень
срубил кокос, высек в нем отверстие и
вручил мне. Выпил один — мне сняли
другой, и так несколько раз, пока не
утолил жажду. Вскоре пришла Арина
Степановна, тетя Тараса и Самона.
Оказывается, она живет в том самом доме
с бассейном. Пока разговаривал с ней,
Тарас принес пюре из авокадо и хлеб. Еда
была на редкость замечательной! Впрочем,
еще похвалю ее. Из моего рассказа о
путешествиях староверы узнали, что в
Южной Америке я ночую в палатке, и
заметили: в их деревне палатка не
потребуется, так как для меня выделят
целый свободный дом. С самых первых
часов пребывания в Тоборочи со мной
происходило все самое интересное, что
может случиться с путешественником.
Уже пришлось и посмеяться, и ощутить на
себе великолепное гостеприимство
местных жителей, и прикоснуться к их
истории. А ведь не прошло еще и двух
часов, как оказался в деревне! Однако
окончательно я был сражен наповал
предложением Тараса сходить с ним на
вечернюю охоту. Причем, он сказал о ней
как о совершенно заурядном явлении и
чуть ли не зевнул при этом: «На охоту
пойдешь?». И вот, доев пюре из авокадо,
я иду на охоту. Тарас закинул на плечо
сеть, а также прихватил с собой самодельный
«наган»(он сам его так и называет). Парень
смастерил «наган» из имевшихся у него
материалов: ствол — из бабмука и железной
трубки, ударно-спусковой механизм
состоит из пружины от карбюратора
мотоцикла, кнопки от стиральной машины,
гайки 13 размера от вентилятора, иголки.
По словам Тараса, оружие «бьет патронами
22 калибра и способно уничтожить медведя.»(ниже см. фото этого страшного оружия). Сегодня он намеревался поохотиться на
«патку» - так староверы в Тоборочи
называют утку, и слово «патка» происходит
от двух, испанского(«pata») и русского(«утка»).
Мы вышли на закате и добрались до озера
почти в сумерках. Большая часть озер,
имеющихся в окрестностях, созданы самими
жителями, а не природой. Лишь некоторые
являются так называемыми «старицами»,
образовавшимися в результате того, что
река поменяла русло. Утки живут возле
и тех, и других озер, откладывая яйца в
укромных местах на берегу. Как уже
упомянул, кроме «пистолета» Тарас также
взял сеть — и предназначалась она
сегодня отнюдь не для рыбалки. Охотник
собирался либо сразить птицу выстрелом,
либо накинуть на нее сеть метким броском.
Однако то, что я увидел на охоте превзошло
мои ожидания.
«Пойдем, покажу тебе
гнездо.» - сказал Тарас и направился к
высокой траве у самой воды, но вдруг
что-то увидал, и быстро ринулся вперед,
отбросив сеть с «наганом» на землю. Из
травы в ту же секунду выскочила птица
и побежала по воде, разгоняясь для
взлета. Крылья уже сделали пару взмахов,
еще мгновение - и она бы унеслась ввысь,
но Тарас кинулся следом за ней. По воде
он мчался с такой же проворностью, и в
последнюю решительную секунду совершил
прыжок, подобный тому, который приходится
делать вратарям: их тело с руками тогда
вытягивается в одну линию, они летят от
одного конца ворот к другому, а затем
тяжело падают на бок, и если годами
отработанный трюк сработал, то они
успевают отбить или поймать мяч. Это
красивое сравнение с футболом немного
отличается от реальности Тараса. В
данном случае «мяч» летел не к нему, а
от него, и падал «вратарь» не на газон
под гул трибуны, а в мелководье с
водорослями под кряканье самого «мяча».
Брызги летели во все стороны, и в какой-то
момент я даже перестал различать, что
происходит. Все движения Тараса были
очень ловкими, но казалось невероятной
возможность поймать добычу вот так
просто голыми руками. И тем не менее это
именно то, что произошло. Промокший
Тарас вылезал из озера, держа утку за
лапы — она больше не сопротивлялась.
Охотник протянул ее мне: «Подержи!» Я
взял. Это была очень большая утка. На
другом берегу в сарафанах шли в сторону
деревни девушки. Тарас сказал: «Возвращаются
с рыбалки». Утку впоследствии передали
Арине Степановне, и больше мы ее(утку)
не видели.
На фото внизу - "наган", изобретенный Тарасом.
Фото наверху - дом на "балансе". Фото внизу - дом деда Степана, построенный им в 1979 году(первый дом в деревне Тоборочи).
Два фото(вверху и внизу) - курятник.
Дом, где староверы
предлагали переночевать, сделан из
кирпича, и рядом с ним находятся весы,
на которых измеряют вес зерна. Из-за
этого дом именуют «балансом», и сказали:
«пойдешь ночевать на балансе». Однако
после охоты мне сообщили и о другом
варианте ночлега — остаться в избе, где
живут Тарас, Самон и их дед Степан
Мурычев, которому примерно 88 лет. Я
согласился. Дом деда Степана — самый
старый в деревне, построен им самим в
1979-м. Староверы впервые поселись здесь
именно в этом году. У дома есть веранда,
где Самон соорудил тренажер и тренируется
каждый день. В Тоборочи молодежь
отличается изобретательностью по части
создания чего-либо. Так, Тарас изобрел
свой «наган», а Самон — гантели, формой
для изготовления которых послужило дно
пластиковой бутылки(в формы залит
цемент). Когда входишь в дом через веранду
первое, на что обращаешь внимание —
красный угол с иконами. Рядом с ним, на
стене — вышивка, сделанная русскими
женщинами. На ней изображены растения
и птицы. Кроме русских сюжетов, в
деревенской вышивке встречаются и
другие. Например, на одной из картин
вышиты утки из диснеевских мультфильмов.
Помимо произведений ручной работы самих
жителей, в доме есть и картина, приобретенная
когда-то в магазине или на рынке. На ней
— тоже героиня из какого-то мультфильма
на фоне куриц и деревни. В избе — две
комнаты. Вторая — имеет отдельный вход
со двора, но соединяется с первой. В
одной из ее половин живет дед Степан
Мурычев, а в другой — кухня. У деда
Степана — свой красный угол, второй в
доме. Также у него — стопка старинных
книг. Ходит дед сам, но чаще — с помощью
родственников. Иногда он вдруг может
запеть религиозные песни, пение это
очень красиво. И вообще русская песенная
культура сохранилась в Тоборочи.
Например, Арина Степановна пару раз
пела. К сожалению, много песен слышать
не приходилось — то ли староверы не
хотели их часто исполнять при мне, то
ли повода не было. Каждый вечер женщины
зазывали коров — получалось красиво и
мелодично. Клич выглядел следующим
образом — женщина с интонацией зазывания
произносит несколько раз:
«Тути-тути-тути-тути!». Не знаю, насколько
сохранилась подобная традиция в России,
но здесь она просто восхитительна.
Молодежь в деревне слушает современную
российскую попсу. Обычно подобная
«музыка» проигрывается на мобильных
телефонах. В избе спал в эту и последующие
ночи на полу — для этого мне принесли
матрас. Для защиты от комаров накрывался
простыней. Также против них здесь
применяют специальные средства, купленные
в магазине, которые тлеют всю ночь,
испуская вредный для москитов дым.
17 марта 2016.
Рядом с избой деда
Степана соседствуют мандариновые деревья, кокосовые пальмы и деревья манго. С одной
из сторон жилища — идеально подстриженный
газон. Если по нему пройти, то через
метров двадцать оказываешься в более
современном доме Татьяны Степановны,
дочери деда Степана. Эти два дома имеют
общий двор. Однажды мне довелось принять
участие в стрижке газона. Впервые жизни
воспользовался газонокосилкой. Все
хозяйственные постройки располагаются
ближе к новому дому, и включают в себя:
навес для техники и старого трактора
Форд, водонапорную башню, курятник,
баню, ванну из бетона рядом с баней.
Ванну применяют для ручной стирки.
Подробнее о бане. В предбаннике имеются
две стиральные машины, большая и малая,
подключенные к источнику питания таким
образом, что вилка и розетка во время
их работы то и дело сверкают искрами и
плавятся. Стирка в этой машине — настоящее
испытание для одежды. На моих майках
после нее оставались большие дыры. Здесь
же, в предбаннике — раковина и электрический
душ, весьма популярный в некоторых
странах Латинской Америки. К распылителю
воды подсоединены два провода. Таким
образом, электрический ток нагревает
воду. Баня топится по-белому. Построена
она из кирпича, но внутри парной многие
элементы состоят из дерева: дверь,
потолок, лежанка. Как и следовало ожидать,
имеются камни. Над ними — автомобильный
диск, служащий для подставки кастрюли(в
ней нагревается вода). Таким же образом
автомобильный диск применяют и в России.
Об этом мне сообщил этнограф Дмитрий
Верховцев, когда я показал ему фото
интерьера боливийской бани. В качестве
примера ученый привел подставки для
котла, используемые на туристических
стоянках в национальном парке
Паанаярви(Карелия). Дрова в боливийской
бане кладутся в печь через специальное
отверстие в стене снаружи. По словам
староверов, «боливийцы не понимают,
зачем русским баня и сами не имеют ее».
Интересно, как традиция бани из сурового
холодного климата России перекочевала
в жаркий и не потеряла своей актуальности.
Так же ли здорово попариться в Боливии,
как и в Сибири? Я побывал в банях обоих
регионов планеты и могу заверить — с
жары в еще большую жару попадать тоже
классно! Вместо березовых веников
старообрядцы в Тоборочи применяют
эвкалиптовые. Парятся примерно раз в
неделю, а для ежедневных помывок
используют электрический душ в
предбаннике.
Утром Тарас позвал
рыбачить на озеро, находящееся за баней.
От дома идти одну минуту. С собой взята
была та же самая сеть, которой парень
вчера хотел ловить уток. Сеть не очень
большая, но требует мастерства при
забросе. Тарас изначально научился ему
у своего деда, а теперь время от времени
тренируется перед рыбалкой — выходит
на открытое место и бросает сеть на
траву. Эти упражнения происходят
несколько раз в течение дня. Как Тарас
забрасывает свою ловушку в воду? Вначале
сеть складывается особым образом и
закидывается за плечо. Производится
замах. Одна рука чуть-чуть вытягивает
сетку. В полете сеть должна раскрыться
и всей своей площадью упасть на поверхность
воды, ей дается возможность погрузиться.
Затем рыбак тащит свое орудие лова
обратно. Сегодня я впервые увидел, как
Тарас проделывает все это. В красной
рубахе и черных штанах с босыми ногами
старовер вошел в пруд. Со второго заброса
в сеть попалась черная рыбешка.
«В России похожую рыбу
называют бычком.» - заметил я.
«А у нас — ''сапата'',
''обутак''.» - отозвался Тарас. Испанское
слово «sapatos» переводится как «обувь».
Больше в это утро мы ничего не поймали,
хотя обошли весь пруд. Иногда в нем
Тарасу попадается рыба «паку», весом
до 3-4 килограмм.
После рыбалки Тарас
позвал меня посмотреть на школу. Обучение
в Тоборочи длится примерно до 9 класса.
При этом только первые несколько классов
являются обязательными для посещения.
Тарасу, например, еще 15 лет, но он
предпочитает ходить не в школу, а на
рыбалку. Тетя Арина Степановна постоянно
журит его за это и обзывает бездельником.
Самон, брат Тараса, в школе учится. Для
всех староверов образование, как правило,
завершается именно в деревне. В их среде
не поощряется поступление в другие
школы и университеты Боливии, поскольку
обучение в них предполагает отделение
от общины и жизнь среди боливийского
населения, с многочисленными соблазнами.
Учебное заведение в Тоборочи состоит
из двух одноэтажных зданий. Роль звонка
выполняет гонг, висящий на цепи при
входе. Из передовых технологий есть
солнечная батарея. Мы пришли вовремя —
сейчас была перемена, и школьники, одетые
в привычные им рубахи и сарафаны, ели
грейпфруты на траве. Дерево с плодами
этого фрукта находится прямо напротив
школы. Сами плоды дети называют «грэй».
Некоторыми из них поделились со мной,
когда я подошел. По просьбе учеников
кратко рассказал о России, где они
никогда не были. Родители этих детей
тоже родились в Южной Америке. Лишь родители родителей
когда-то родились в Сибири, позже ушли
в Китай, а затем перебрались на другой
континент. Я смотрел на ребят
и не верил своим глазам: национальная
одежда, светлые волосы и глаза, добрые
улыбки; общаются на чистом русском языке
с некоторыми устаревшими словами. При
этом в беседах между собой они иногда
переходят на испанский. Поблизости
находились два боливийских учителя. К
сожалению, русских учителей в школе
нет. Лишь несколько раз в году одна
местная русская женщина проводит уроки
русской грамотности и письменности, на
которых учатся старославянскому
алфавиту. Я показывал как-то Тарасу
тексты наших русских книг, выяснилось
— из молодого поколения не все могут
читать кириллицу. Не знаю насчет остальных
детей. Взрослые хорошо понимают русский
алфавит, и могут прочесть современные
русские книги. Боливийские учителя
предоставляются русским детям как часть
образовательной политики Боливии, учат
русских по боливийской программе. Из
предметов здесь есть математика,
испанский язык и что-то наподобие
естествознания. Эти учителя-боливийцы
не владеют русским. Мне довелось
пообщаться с ними настолько хорошо,
насколько позволяет мой испанский. Они
хоть и видят, что им поручено обучать
детей другой культуры, но до конца не
осознают, насколько она своеобразна.
Учителя-боливийцы пребывают в заблуждении.
Один из учителей вот что мне сказал:
«Эти дети уже не русские. Они родились
в Боливии, и поэтому боливийцы. Их язык
отличается от вашего.» Как можно понять,
это тот еще эксперт в вопросах национального
самосознания, если сам не знает русского
языка, но при этом судит об «отличиях»
между речью русских староверов Боливии
и русских большой России. Я возразил
ему: «Нет, эти дети — русские. Язык тот
же самый. И спросите их самих — они
считают себя именно русскими!» Судя по
всему, мое упорство в этом вопросе не
понравилось учителю — по крайней мере,
если судить по выражению его лица.
Общение с русскими
парнями и девчонками в Боливии получилось
крайне позитивным. Я признался им: «Если
кому-нибудь в России рассказать, что
сейчас происходит, то никто не поверит.
Русские дети в рубахах и сарафанах на
перемене едят грейпфрут, и я вместе с
ними». Тарас присутствовал поблизости,
услышал меня и намекнул, что пора бы
доставать фотоаппарат. Как же он оказался
прав! Я тогда подумал, что еще не время,
следовало чуть подольше пообщаться со
школьниками перед тем, как фотографировать.
После недолгой игры в мяч на поле(я тоже
участвовал) и разговоров перемена
завершилась. Ученики уходили в школу,
оставив на траве гору из шкурок грейпфрута.
Помыв руки в раковине, достал фотоаппарат
и зашел с ним в здание младшей школы(здесь
учатся с 1 по 3 класс). Учитель ничего не
имел против этого, но дети выразили
недовольство, увидев мой фотоаппарат.
Между тем, он просто держался у меня на
ремне, и я не пытался никого фотографировать.
Одна девочка спряталась под стол,
подговорив еще нескольких подружек
сделать то же самое. Из своего укрытия
она закричала: «Вы будете нас заснимать,
да? Это грех, и поэтому мы будем под
столом!». Учитель уговорил двух учеников
сфотографироваться с ним и со мной на
его телефон, но другие все это время
продолжали скрываться. Фотография
теперь хранится на мобильном у
преподавателя, мне он не передал ее.
Коротко о качестве
образования. Сразу скажу об очевидном
достоинстве этой школы — она находится
прямо в деревне, а значит все ученики —
русские, и это позволяет сохранять
культуру староверов от чуждых влияний.
Но есть и минус — обучаются они по
боливийской программе и учителями-боливийцами,
которые считают, что «эти дети не
русские». И о самих знаниях, преподаваемых
в школе. Конечно, я могу полностью
ошибаться, так как пробыл на уроках
младших и старших учеников не более
десяти минут. По моему мнению, эта
боливийская программа никуда не годится.
В младшей школе целый урок был посвящен
изучению буквы «Е». Ученикам дали
домашнее задание вырезать из газет
только букву «Е» и принести на урок. Так
изучают буквы латинского алфавита, и
если на каждую букву выделять по
отдельному уроку, то на весь алфавит
уйдет месяц. В любом деле полезна
постепенность, но и пяти минут урока на
одну букву в день по-моему достаточно.
Боливийцы недооценивают способности
русских детей. Потом, правда, выяснилось
— не все на уроке вырезали именно букву
«Е». Кто-то из детей вырезал цифры.
Правда, это ничего не меняет.
Зашел в здание старшей
школы. Тут дела обстоят не лучше. В классе
играли в следующую игру: учитель называл
характеристики зверя, а ученики должны
были догадаться, что именно это за зверь.
Вы думаете, речь идет о каких-то
биологических вопросах, вроде того,
сколько камер у сердца кенгуру или кто
был предшественником птиц по эволюции?
О, нет! Учитель давал задачи посерьезнее
- например, сказать, что за животное
прыгает и при этом имеет длинные уши? Я
не мог поверить в то, что наблюдаю. И это
преподавание в классе, где всем по 14-15
лет? Повторюсь, нельзя судить о школе
на сто процентов, основываясь лишь на
этом эпизоде, но если все уроки среди
старших такие, то это вообще провал. С
этой точки зрения Тарас, которого другие
считают бездельником, сделал правильный
выбор, перестав ходить в школу. Несмотря
на все, хочу поблагодарить учителя
старшей школы за предоставленную мне
возможность пообщаться с учениками
прямо на уроке. Рассказал им немного
про историю Великой Отечественной
войны.
Сегодня на обед Татьяна Степановна принесла тарелку борща с фасолью. Слово «борщ» здесь не используют, а говорят «похлебка». Ничего лучше этой похлебки в Южной Америке я еще не ел. Кстати, фасоль именуют «фижон» или «пижон». После обеда Тарас срубил у соседей сахарный тростник, и мы жевали его сочную мякоть во дворе. Дворы между соседями разделяют условные ограды, но по сути между дворами друг друга местные перемещаются свободно. Некоторое чувство собственности у каждой семьи определенно имеется. Так, дети из соседнего дома позже просили меня: «Передай Тараске, чтобы больше не воровал. У тростника есть хозяин!».
После полудня отправились на рыбалку в новое место. Во владениях староверов по обеим сторонам дорог обычно прорыты широкие канавы, они заполнены водой, и в них водится рыба. На одной из подобных дорог рыбак и решил попытать счастья. В то время, когда мы пришли, хорошее освещение способствовало удачной фотосъемке. Наконец, удалось получить четкие снимки того, как сеть забрасывается в воду. Поймали всего одну рыбу, похожую на ерша. После рыбалки Тарас показал мне рощу деревьев, называемых здесь «тека»(это тик, т.е. Tectona grandis). По его словам, «метр такой древесины стоит 20 долларов, лес очень большой, и он целиком принадлежит одному самому богатому староверу». Ценность древесины тика — в ее хорошей устойчивости перед различными неблагоприятными факторами, даже термиты ей нипочем. По соседству с рощей тика располагается поле с растущей на нем соргой. Из леса мы почти убегали, так как нас атаковали москиты. На обратном пути внимание привлек след большой змеи на дороге. Судя по всему, она проползла здесь незадолго до нашего появления. Как сказал Тарас, кроме рыбы и змей в канавах вдоль дороги «водятся крокодилы».
Возвращаясь в избу, по пути зашли в большой ангар, где находятся машины для обработки сои: сушилка, веялка и др. Соя — один из основных, если не самый главный продукт производства старообрядцев Боливии. Путем просеивания в конечном итоге достигается разделение сои на два сорта. Один из сортов, насколько я понял, представляет из себя расколотую сою. Готовая соя помещается в цилиндрические резервуары, высотой около 10 м. В момент фотографирования они были пусты, но Тарас говорит, что их наполняют соей до самого верха. Чтобы высушивать сою, в качестве топлива пользуются газом, большие цистерны с которым расположены недалеко от ангара.
Ужином накормили очень сытным. Из еды на столе появилось следующее: рис и фасоль, несколько початков вареной кукурузы, яйца, компот из какой-то ягоды. Каждый раз, на завтрак, ужин и обед в Тоборочи меня угощали огромными порциями пищи. Гостеприимство староверов велико. Однако стол возле красного угла накрывали специально для меня, и ел за ним я один. Возможно, потому, что у староверов не принято есть за столом с кем-либо из посторонних. Я знал о таких особенностях культуры старообрядцев и поэтому не удивлялся. Обедал и ужинал один, но при этом в комнате мог кто-нибудь присутствовать и даже разговаривать со мной. Впервые о настороженном отношении староверов к приезжим я прочитал в книге Арсеньева «Дерсу Узала», где исследователь описывает случай, когда жители одной таежной деревни на Дальнем Востоке не захотели даже отворять ему дверь и общаться с ним. Такое поведение могло быть обусловлено не только опасениями вредных влияний чужаков на религиозное мировоззрение общины или страха каких-то новых гонений со стороны государства, но и попыткой воспрепятствовать возможному распространению болезней, которые иногда приносили с собой путешественники. Так или иначе наличие этого противопоставления «свои-чужие» в культуре старообрядцев сохранилось и, возможно, даже усилилось вдали от России, среди других народов. Старообрядцы в Тоборочи говорили о том, что когда кто-либо из них покидает деревню на много дней(поездки на короткий срок в боливийскую деревню Чанэ случаются ежедневно), то, возвратившись обратно, такой человек некоторое время должен жить отдельно от всех, с целью «очиститься». Браки с представителями других национальностей не запрещены, однако большой популярностью не пользуются. Но за примером далеко ходить не надо: Самон и Тарас — дети от смешанного брака русского и боливийки. Внутри деревни сложно найти себе пару, так как численность населения — всего около ста жителей. Для сватовства приходится контактировать со староверами других стран — Бразилии, Аргентины, США. В Боливии есть еще старообрядческие деревни, но численность в них меньше. Эти деревни носят названия Пироги(ударение на второй слог) и Сан-Хулиан, и я пока в них не был, однако в этот вечер в гости к деду Степану и его семье приехал на джипе один житель деревни Пироги(примерно в 100 км от Тоборочи). Когда я заходил в дом за водой, то встретил этого мужика с длинной бородой у крыльца. Первые его слова при виде меня:
«А это что такое? Откуда ты взялся? С неба свалился?»
«Вчера приехал...» - ответил я.
«Приехал? Так и ступай обратно!»
На этом наш разговор завершился.
Помимо перечисленных причин настороженного отношения к чужакам, существуют еще одна, связанная не с традициями. Всевозможные путешественники и репортеры часто посещают Тоборочи. Во время моего пребывания никто не приезжал, но пару месяцев до этого - кто-то был. Впечатления от чужаков у староверов остаются самые различные. Некоторые становятся их друзьями. Другие же ведут себя враждебно по отношению к деревенским жителям. Особенно постарался некий персонаж по имени Александр, работавший на какой-то московский телеканал. Он приехал со съемочной группой, а потом вышла передача, где рассказывалось о том, что русские девушки из Тоборочи якобы занимаются проституцией в боливийских городах. Негодяй после этого осмелился приехать и во второй раз. Сюжет его новой передачи заключался в следующем: из Москвы привезли «жениха» и пытались сватать к русским девушкам в Боливии. Об этих приездах мне рассказала Арина Степановна, и добавила: «Пусть только приедет сюда еще раз!». Однажды мы с Тарасом проходили мимо дома Дарьи Степановны(третьей дочери деда Степана, сестры Арины и Татьяны), и я увидел, как женщина доит корову. Спросил, можно ли посмотреть. Получил следующий ответ: «Да, но только не снимай! А то нас потом покажут как дураков по телевидению!». Что касается телевизоров у самих старообрядцев, то его в доме по их правилам держать нельзя. И действительно, я побывал внутри двух домов, у деда Степана и у Татьяны Степановны, и телевизор нигде не видел. По-моему, стремясь сохранить традиции и живя таким консервативным образом, староверы в то же время, сами того не зная, поддерживают новое явление в современном мире — жизнь без телевизора. Я и сам отношусь к счастливым обладателям отсутствия бесполезного ящика.
После ужина пришлось много смеяться. У православных, староверов в том числе, пост длится много дней. Арина Степановна рассказывала, как постятся католики: «Всего один день поста у них! И вот: не поели они мяса один день — на завтра уже, как безумные, скупают на рынке всю рыбу и мясо, как будто не ели этого никогда в жизни!» Также забавна ее история про пару сектантов, мужика и девушку(кажется, свидетелей Иеговы), которых занесло однажды в Тоборочи. Они хотели научить жителей своей вере. Русских староверов эти люди надолго запомнят. Арина Степановна сказала мужику: «Ты говоришь об Исусе, а почему у тебя нет бороды? У Исуса-то была борода!» Потом взглянула на его напарницу, коротко стриженную девушку в короткой юбке, и подвела итог всему общению с ними: «Вот вы проповедуете, а ведь по нашим обычаям вас похоронят не на кладбище, а как собак, за такой вид!» Большая борода среди староверов считается обязательной для всех женатых мужиков. Холостяки могут иметь бороду поменьше. Как я замечал в самом начале, есть и такие, кто сбривает бороду, но их один-два человека на деревню, и подобный отход от традиций осуждается остальными. Читать продолжение статьи >>
Комментариев нет:
Отправить комментарий